[bloodriser]

(Баловалась)



Образец 264-бис.



Я сидел на стуле, поджав ноги, и грыз плитку шоколада. В моих руках шуршала фольга, а растаявший шоколад пачкал губы. Я его много съел.

А теперь я сижу на полу и грызу железные прутья.





Вот в чем загвроздка - решительно нельзя понять, сколько времени прошло с тех пор.

Эйнштейна попросили объяснить простыми словами его теорию относительности. Он тут же дал такой ответ: годы пролетают быстро, а время с утра до обеда тянется и тянется. Мои годы пролетели в одну размытую неуловимую секунду, как будто и не было их вовсе.

Я ломаю зубы в крошку, сплевываю кровавые кусочки эмали и почти не чувствую боли. Я уже не могу остановиться , мой мозг - это паровой котел, давление в котором давно перешло опасную отметку, цепная реакция, которая стала неуправляемой.

Я питаюсь разрушением и живу разрушением, это мой воздух, мои мысли, моя жизнь. Я пытался разрушить все, до чего мог дотянуться, а теперь уничтожаю себя.



Выплюнув остатки зубов, я забираюсь в угол, на горку из старых желтых бумаг. Животные любят бумагу, она держит тепло и в нее приятно зарываться. Ее можно рвать когтями или слушать, как она шелестит. Я тоже люблю бумагу - я высокоорганизованое животное.



Решетки на двери остались нетронутыми. За рештками стекло, грязное и испачканое чем-то темным, я не знаю - кровь это или просто ржавчина. Из стекла на меня смотрит мое отражение, оно бесформено, оно мерзко и оно не перестает скалиться.



Дверь.



Сперва показались сапоги, потом ноги, потом хозяйка ног. Ступеньки скрипели, а рука Рыжего вцепилась девочке в плечо.

- Ками-чан! - сказал рыжый, поднимая вверх руку, - Хаи! Он улыбался так широко, что удивительно становилось, как у человека может быть улыбка во весь рот.

"Он болеет" - подумала девочка. - "это ненормально". Рыжий носил белое пальто, никогда не снимая, и его длинные костлявые пальцы собирались проткнуть девочку насквозь.



С минуты на минуту.

- Начальник! - хмыкнул тощий в очках.

- Богиня! - сказал ему рыжий и они немедленно устроили спор, можно ли считать начальницу божеством.



Богиня остановилась и выдернула из волос орлиное перо. Даже без пера она была похожа на индейского вождя. У нее была бледная кожа, такая тонкая, что на лице просвечивали багровые сосуды. У нее был такой наглый и плутоватый взгляд, что хотелось сразу же схватить ее за руку и потащить к дежурному милиционеру, а потом долго ощупывать карманы - не пропал ли бумажник и не вытащила ли она из кармана последние остатки зарплаты.



- Можно вопрос? - спросила девочка.

- Задавай - сказала начальница.

Она была выше девочки в два раза и ей пришлось согнуться пополам.

Девочка набрала воздуха и выпалила на одном дыхании:

- Дверь с шестеренкой!



- Закрыта - сказал рыжий.

- Я спрашивал два года назад - сказал тощий в очках - и мне урезали зарплату вдвое.

- Никто и никогда, - заявила начальница - никто и никогда не должен спрашивать меня, что находится за дверью с шестеренкой. Либо дверь, либо работа.

- Я считаю, это возмутительно - добавил рыжий.

- О, нет - сказал тощий - это совершенно нормальный вопрос. - В любом учереждении должна быть тайна, иначе ему сразу конец. Оно либо погибнет под грузом бюрократии, либо разбегутся все сотрудники.

Берем обычный чулан и ловким движением руки превращаем в легенду. Шпингалеты стоят двадцать рубелй пятьдесят копеек, хороший замок еще двадцатку, а тайна и репутация бесценны.



Комната пустая. На стене карта страны, утыканая бумажками и красными флажками. Светло, за окном облака и поют птицы, все расходятся.

Тощий уйдет пить чай, а начальница уедет на север.

Когда комната опустеет, рыжий скажет девочке, что один раз открывал дверь.

С заговорщическим видом он подмигнет ей:

- Я там был один раз. Умывальник, кафель и неоновые лампы.

- И все? - спросит девочка.

- Оууу!, - скажет рыжий с таким видом, что решительно ничего нельзя будет понять, при чем тут "оууу" и к чему оно относится.