Семнадцать часов полета через атлантику.
Как наученая горьким опытом, я не брала билеты у ебучих Юнайтед, у которых даже пледов не дождешься, а у Люфганзы. Люфганза в том числе давала в полете бесплатный алкоголь. Пока был виски, я пила виски, потом пила вино, потом показывали артхаузный фильм "Лобстер", под который я ревела, вытирая слезы салфетками от завтраков, а потом наконец я спала.
На вид я была страшна и представляла рыдающую бесформенную тушу, Н. посмотрел на меня и сказал - "а поедем-ка мы в Псков", и мы поехали в Псков.
-
Псков был мал, холоден и неприветлив.
Мы сняли номер в гостинице "У погибшего ульпиниста" на краю города. Гостиница была двухэтажной, на 16 номеров, утром следующего дня нам обещали завтрак.
Нас подобрал старый уазик, я села на заднее сиденье в синей спецовке с нашивками Газпрома и закрыла глаза. Мы попрыгали по неровным дорогам Пскова далеко в пустоту, где посреди бескрайних полей псковских степей газораспределительные станции качали газ.
Н замерял растекание электрических токов через землю. Я смотрела на деревья.
Мы вернулись в гостиницу вечером и спустились в сауну. На столе стояло две пластиковых бутылки разливного пива, мне было то плохо, то хорошо, то никак, и наконец холодный ком в моей спине прямо между лопаток растворился и я рыдала на груди у Н., и Н молчал и ничего не говорил, но было видно что он хочет мне помочь, хоть и не знает как, и вечер этот был странен.
_
Мы вернулись утром среды. Дом был пуст и мал, я не могла поверить что прошел год. Я вышла в питерский двор.
Серые облака клубились над моей головой и все было ослепительно, обжигающе реально, реальность разрезала меня как осколки стекла, и время впервые стало течь как раньше и первый раз за долгие месяцы я наконец почувствовала что вот оно, что-то в этой жизни может быть нормально.
Мы встретились с Амелией в кафе и ели обед за шестьсот рублей а сорокаэтажная черная цитадель возвышалась над нами и мигала глитчевой рекламой Самсунга. Амелия смотрела на меня своими черными глазами, источающими непроглядную ночь.
Мы доели обед и отправились в парк. Рядом с парком должен был быть залив, но мы не нашли его, и смотрели на ржавые остовы атракционов, гниющих в питерских сумерках.
- Кецаль - сказала неожиданно Амелия - Кецаль приезжает в петербург, Альма, но Кецаль находит тебя омерзительной. Мы будем встречаться без тебя и я буду угащать Кецаля запрещенными на всем земном шаре кроме Беларусии сигаретами "Лакки Страйк".
-
Мой нос тек. Горло было заложено и я начала вспоминать почему Питер моих воспоминаний ассоциировался у меня с гноем - гное в небе, гное в воде, гное в воздухе и гное в моих легких.
Мы встретились с Доннерджеком и отправились в кафе "Библиотека". Кафе "Библиотека" было пафостно и дорого, и в нем подавали маленькие порции накаканые в тарелочки за суммы денег, которые я никогда не держала в руках. Ибирный лимонад приятно колол мое горло и я слушала как Джек и Амелия обсуждают игру "Линьяж".
Я переночевала на юге и вернулась к Амелии. В студии Амелии сидел Кецаль слегка утомленный жизнью и солнцем и воротил от меня свое прекрасное фарфоровое лицо. В воздухе витал аромат Лаки Страйк.
Кецаль одаривал Амелию книгами, подписаными "Джордж Реймонд Ричард", я сидела на мягком ортопедическом матрасе, держа на коленях свой рабочий лаптоп и поливала виртуальную картошку. Свет глитчевой рекламы самсунг просвечивал через черные занавески и падал мне на лицо.
На вершине глитчевого здания был ресторан. Мы отправили Кецаля к метро, Кецаль уходил в закат и я провожала взглядом его титаническую фигуру. Мы сели на трамвай и в полной пустоте доехали до сорокаэтажной цитадели.
Была полночь и час до закрытия, кухня не работала, и мы сидели в пустой стеклянной комнате, где молодные богемные нувориши пускали в воздух клубы кальянного дыма, смотрели на ночной город и пили кофе.
"Со лонг", думала я, "со лонг мой дорогой Петербург, со лонг, со лонг".
Ван дан, ноль ту гоу.
Как наученая горьким опытом, я не брала билеты у ебучих Юнайтед, у которых даже пледов не дождешься, а у Люфганзы. Люфганза в том числе давала в полете бесплатный алкоголь. Пока был виски, я пила виски, потом пила вино, потом показывали артхаузный фильм "Лобстер", под который я ревела, вытирая слезы салфетками от завтраков, а потом наконец я спала.
На вид я была страшна и представляла рыдающую бесформенную тушу, Н. посмотрел на меня и сказал - "а поедем-ка мы в Псков", и мы поехали в Псков.
-
Псков был мал, холоден и неприветлив.
Мы сняли номер в гостинице "У погибшего ульпиниста" на краю города. Гостиница была двухэтажной, на 16 номеров, утром следующего дня нам обещали завтрак.
Нас подобрал старый уазик, я села на заднее сиденье в синей спецовке с нашивками Газпрома и закрыла глаза. Мы попрыгали по неровным дорогам Пскова далеко в пустоту, где посреди бескрайних полей псковских степей газораспределительные станции качали газ.
Н замерял растекание электрических токов через землю. Я смотрела на деревья.
Мы вернулись в гостиницу вечером и спустились в сауну. На столе стояло две пластиковых бутылки разливного пива, мне было то плохо, то хорошо, то никак, и наконец холодный ком в моей спине прямо между лопаток растворился и я рыдала на груди у Н., и Н молчал и ничего не говорил, но было видно что он хочет мне помочь, хоть и не знает как, и вечер этот был странен.
_
Мы вернулись утром среды. Дом был пуст и мал, я не могла поверить что прошел год. Я вышла в питерский двор.
Серые облака клубились над моей головой и все было ослепительно, обжигающе реально, реальность разрезала меня как осколки стекла, и время впервые стало течь как раньше и первый раз за долгие месяцы я наконец почувствовала что вот оно, что-то в этой жизни может быть нормально.
Мы встретились с Амелией в кафе и ели обед за шестьсот рублей а сорокаэтажная черная цитадель возвышалась над нами и мигала глитчевой рекламой Самсунга. Амелия смотрела на меня своими черными глазами, источающими непроглядную ночь.
Мы доели обед и отправились в парк. Рядом с парком должен был быть залив, но мы не нашли его, и смотрели на ржавые остовы атракционов, гниющих в питерских сумерках.
- Кецаль - сказала неожиданно Амелия - Кецаль приезжает в петербург, Альма, но Кецаль находит тебя омерзительной. Мы будем встречаться без тебя и я буду угащать Кецаля запрещенными на всем земном шаре кроме Беларусии сигаретами "Лакки Страйк".
-
Мой нос тек. Горло было заложено и я начала вспоминать почему Питер моих воспоминаний ассоциировался у меня с гноем - гное в небе, гное в воде, гное в воздухе и гное в моих легких.
Мы встретились с Доннерджеком и отправились в кафе "Библиотека". Кафе "Библиотека" было пафостно и дорого, и в нем подавали маленькие порции накаканые в тарелочки за суммы денег, которые я никогда не держала в руках. Ибирный лимонад приятно колол мое горло и я слушала как Джек и Амелия обсуждают игру "Линьяж".
Я переночевала на юге и вернулась к Амелии. В студии Амелии сидел Кецаль слегка утомленный жизнью и солнцем и воротил от меня свое прекрасное фарфоровое лицо. В воздухе витал аромат Лаки Страйк.
Кецаль одаривал Амелию книгами, подписаными "Джордж Реймонд Ричард", я сидела на мягком ортопедическом матрасе, держа на коленях свой рабочий лаптоп и поливала виртуальную картошку. Свет глитчевой рекламы самсунг просвечивал через черные занавески и падал мне на лицо.
На вершине глитчевого здания был ресторан. Мы отправили Кецаля к метро, Кецаль уходил в закат и я провожала взглядом его титаническую фигуру. Мы сели на трамвай и в полной пустоте доехали до сорокаэтажной цитадели.
Была полночь и час до закрытия, кухня не работала, и мы сидели в пустой стеклянной комнате, где молодные богемные нувориши пускали в воздух клубы кальянного дыма, смотрели на ночной город и пили кофе.
"Со лонг", думала я, "со лонг мой дорогой Петербург, со лонг, со лонг".
Ван дан, ноль ту гоу.
