Утомленные Солнцем. Слишком прекрасно, чтобы не процитировать.
the-mockturtle"Мама, мы в аду. Мы в аду, мама"...Входит Котов. Он томится. Он от голода лоснится.
Он на западной границе, В представительстве ГУЛАГА.
Кровожадные гэбисты, падкие на извращенья,
В политическом хищенье Обвинили бедолагу.
Им в Сибири не сидится, им к Европе чтоб поближе,
Чтобы видно было с вышек чуть не Эйфелеву башню.
Котов гадов не боится, смело драпает по крышам.
Гордый Юнкерс взмыл повыше и спикировал отважно,
Сокращая населенье.
Взрывы. Вопли. Затемненье.
Входит Дюжев. Он контужен. По сюжету он не нужен...*Входит Дюжев. Он контужен. По сюжету он не нужен.
Входят воины штрафбата. Им оружия не надо,
Им саперную лопату выдают одну на роту.
Командиры-идиоты поредевшие останки шлют
На парусные танки непременно в штыковую,
Чтобы удаль боевую показать проклятым фрицам
(тем, культурным, очень стыдно).
Дальше ни хрена не видно, видимо, пришлось делиться
Многотысячным бюджетом - без ущерба для сюжета,
Всех и так давно убило.
Взрывы. Вопли. Очень мило.
Входит катер вместе с Надей (сколько Надя папе платит?),
Что, отметим, очень кстати: Наде хорошо за двадцать,
Значит, будет раздеваться. Зритель замер в предвкушенье,
Ожидая искушенья сиськами врага народа.
Вот немецкие пилоты переходят на сниженье,
Открывают бомболюки (входит жопа, крупным планом),
И парят над капитаном, провоцируют, подлюги,
Хоть оно и неудобно. Капитан, взревев утробно,
Сделал ложное движенье.
Взрывы. Вопли. Продолженье.
Входит мина. Всем ховаться. Мине хочется взорваться,
Но плывет, куда деваться: Режиссер уж больно строгий.
Входит Гармаш. Он безногий. Гармашу неловко тоже.
Он с духовностью на роже крестит мину вместе с Надей,
И, решив, что с Нади хватит, тонет с явным облегченьем.
Окрыленная крещеньем, мина волевым решеньем
Топит баржу с партактивом.
Взрывы. Вопли. Как красиво.
Входит Сталин вместе с тортом (шоколадным, вот же гнида).
У него рябая морда, Ворошилов и Буденный.
У МихАлкова Никиты зубы сводит от обиды,
Он кипит, прямой и гордый, каннским солнцем утомленный.
Он борец в седьмом колене супротив советской власти
И ее дурацких премий Ленинского комсомола.
Он встает, мятежный гений, и виновнику несчастий,
Вереща от наслажденья, телом крепок, духом молод, -
О, как сладок миг расплаты! - мажет морду шоколадом.
Это сказка, очевидно.
Взрывы. Вопли. Как обидно.
Входят разные актеры и друг друга убивают.
Входят глупые саперы и кого-нибудь взрывают.
Входят головы и ноги и другие части тела,
Их дизайнеры умело разбросали вдоль дороги,
Чтоб никто не думал в зале жрать попкорн, на это глядя.
Все идут, куда послали. Дальше всех послали Надю.
Входит Митя в роли гада, нестерпимо инфернален.
Всех, кто скрыл в анкете брата, расстреляет лично Сталин,
А кого не расстреляет – доведет до энуреза.
Входит Котов, щеголяя металлическим протезом.
В подтверждение названья, солнце всходит и заходит.
Входят табором цыгане и немедленно выходят.
Бравый вермахт входит с помпой, полный нравственных метаний.
Входит ядерная бомба на немецком ероплане. Входят сиськи!
На экране суета и мельтешенье. Взрывы. Вопли. Продолженье.