Две яркие неоновые лампы погасли и она стянула с глаз фуражку. Ненавистный, неестественный свет пропал, и ее руки перестали напоминать руки мертвеца, а стены стали серого, нормального серого цвета. Фуражка полетела далеко в угол, в самый темный дальний угол, где она не мозолила глаза и только блестела идиотская треугольная эмблема. Позорище.
Вслед за фуражкой полетела белая маска. Она столько раз била маску об стол, что та начала крошиться и отваливаться кусок за куском, сперва нижний краешек, потом кусок носа, потом вся правая половина, открывая синий, холодный, как сердце снежного бурана, глаз. Взгляд ее мог прожечь насквозь, оставив в жертве дымящуюся, покрытую коркой льда дыру.
Ей приходилось щуриться. Или закрывать глаза совсем. Как только она забывалась и смотрела на собеседника, обои на стене начинали собираться в складки, а бумага покрывалась инеем.
читать дальше
Комната ее пуста, по стене - синяя линия волнистым зигзагом – недокрашена в двух местах и никогда не будет, никому это не надо. На столе шариковая ручка с пометкой “G”, флажок синего цвета с белой точкой посередине и синяя же, опрокинутая кружка. Кофе на столе засохло много недель назад. Лужа внизу – тоже, ее не вытирали и на кафельной плитке теперь коричневые пятна со следами ног. Много-много следов, много-много ног. Шторы на окнах оборваны, там, где были оконные проемы, теперь глухая стена.
Из под ее маски выбиваются седые волосы, пряди беспорядочно торчат в разные стороны. Сколько не приглаживай их – все равно стоят дыбом. Кое-где – зеленые, ближе к болотному цвету пятна. Когда-то давно кто-то вылил на нее ушат затхлой болотной воды, тина прилипла и осталась на волосах навсегда. На самом деле пятна от недосыпа. И от радиации. И от плохого питания.
Или даже просто так, она родилась с ними и с ними же когда-нибудь помрет.
Сняв маску, она щелкнула тумблером под столом. Все экраны на стене погасли, и глазки камер, наконец, тоже погасли, а сами камеры спрятались в потолок. На каждом углу камеры. Даже у себя нельзя обойтись без камер. Ты спишь, за тобой следят камеры, ты пьешь и жрешь – за тобой следят камеры, ты идешь по коридору и камеры обязательно поворачиваются за тобой.
Стальная плита лязгнула у нее за спиной. Теперь ни одна сволочь не войдет. Теперь пусть даже весь город в ад провалится – будете выкручиваться без меня. Без меня – без меня.
Откинув маску, конструктор стала отдирать распиратор. Три трубки слева, две справа. На тех, которые слева желтая, зеленая и серая маркировки – это кислород, азот и гелий. На левых двух – синяя и красная. По красной поступает горячее масло и прогревает все детали изнутри.
Конструктор по привычке хлопнула рукой по подбородку и трубки с чавканьем вывалились из гнезд.
Она рывком сорвала маску и задышала как собака – шумно, высунув язык. Мерзлый воздух вырывался из ее рта и клубами уходил к потолку. Комнату заволокло туманом.
- Второй – сказала она и слова, вырвавшиеся изо рта, упали на стол кусками льда.
Мелкор появился за ее спиной из пустоты – вынырнул из клубов тумана, соткался из холодного уже воздуха и мрачно поджал губы.
- Обогреватель. Включи его, дьявол бы тебя побрал.
- Не поможет – сказала Китана, полупроговорив – полупропев последнее слово – не помооооожет.
- Генерал – рявкнула она, положив руки на стол. Пальцы ее потонули в небольших холмиках снега.
- Здесь – сказала Великая Командующая сзади. – опять сидите в темноте?
- Ты то откуда знаешь – сварливо спросила Китана.
- Пусть у меня нет глаз, но и без них я вижу больше, чем некоторые – своими двумя. – сказала Генерал.
Тело ее покрывали квадратики брони. В каждом квадратике была просверлена дырка, и из дырки торчал провод. Провода оплетали броню как вязаный свитер. Из щелей между квадратными пластинами торчали иглы. Ладонь Командующей пробегала по иглам, аккуратно касаясь их кончиков пальцами.
Больше всего игл торчало из ее правой ноги. Это была не нога, а мешанина черных линий.
Китана методично ковыряется в носу, ее палец, длинный и костлявый, погружается в нос почти полностью. Респиратор болтается возле лица на одной лямке.
Мелкор улыбается кончиками рта. Генерал невозмутима. Ее ресницы покрылись инеем и слиплись, а губы – тонкая белая полоска, олицетворение безразличия и вселенской скорби.
Вот уж кому не надо носить маску, думает Китана, обвести глаза черным, и пометить, где рот – вот и готова маска, хоть сейчас сади ее на мое место, лучше не придумаешь.
- Что там с Третьей? – спрашивает она наконец, и Мелкор вздрагивает, потому что в комнате становится совсем холодно, много-много градусов ниже нуля. Даже столбик на термометре от греха подальше убрался в самый низ.
- Нашли ее? – снова спрашивает Китана, и Мелкор снова удивляется, какие тяжелые у нее слова – каждое слово вдвое тяжелее предыдущего, вдвое холоднее, они падают, как десятитонные сосульки с огромной высоты и пробивают своей тяжестью пол.
- Солкор найдет – говорит Мелкор. – Дай нам две недели.
- Две недели – мычит себе под нос конструктор и палец ее замирает.
- Не хочу ни на что намекать – продолжает конструктор Китана – но вам стоит торопиться. Среди нас завелась крыса.
Голос ее звучит гулко, как будто она говорит не в маленькой комнате, а в огромном церковном зале.
- Какой-то Иуда, какая-то мелкая душенка продалась Зверям. В моем городе кто-то из моих людей шпионит против меня же.
- Если Звери положат лапу на город, - продолжает она - то очень скоро вы будете разговаривать не со мноооой, нет-нет, мои дорогие, не со мнооой, кто я – так, всего лишь сотрясаю воздух, ничего более, болтаю языком, ничего выходящего из ряда вон. Вы будете разговаривать не со мной. Вы будете разговаривать с ней.
И Мелкор уже не улыбается, а рот Генерала из узкой полоски превращается в невидимый контур.
-
-
31.10.2005 в 14:42